Читать книгу "Волшебные сказки Афанасьева [Литрес] - Александр Николаевич Афанасьев"

Александр Афанасьев

Волшебные сказки Афанасьева

Автор-составитель Арсений Замостьянов

Александр Афанасьев

В оформлении использованы иллюстрации Виктора Васнецова и Ивана Билибина

Художник Е.В. Максименкова

© Сост. А.А. Замостьянов, 2023

© ООО «Агентство Алгоритм», 2023

Сказочник всея Руси

Он был выдающимся ученым-фольклористом, замечательным сказочником и вообще – вольной птицей, каких мало во все времена. Нет и быть не может сомнений: его читали все. Александр Николаевич Афанасьев (1826–1871) – это наша энциклопедия и неисчерпаемая кладовая. Русские народные сказки, собранные и пересказанные Афанасьевым, для многих из нас стали «вратами в литературу». Именно Александр Николаевич открыл нашенский материк фольклора. И это только часть огромного наследия учёного и писателя, просветителя и журналиста. Афанасьев необходим не только детям: без изучения его «Поэтических воззрений славян на природу» не обходятся историки и филологи.

Его отец – Николай Иванович Афанасьев, небогатый дворянин, скромный провинциальный стряпчий – рано разглядел в сыне способности к учёбе. Он не мог обеспечить ему аристократическое домашнее образование, но чуть ли не половину семейного бюджета отдавал всяческим учителям. Мальчишкой Александр Афанасьев уже свободно читал по-французски и по-немецки, знал «священную историю». Много лет спустя Александр Николаевич вспоминал с нежностью, хотя и не без иронии: «Пользуясь дедовской библиотекой, я рано, с самых нежных детских лет, начал читать, и как теперь помню, бывало, тайком от отца (мать моя умерла очень рано) уйдешь на мезонин, где помещались шкапы с книгами, и зимою в нетопленой комнате, дрожа от холода, с жадностью читаешь… Как прежде, так и теперь, готов был я долго просиживать за книгою и забывал самый голод, и нередко приходил отец и прогонял меня с мезонина, отнимая книги, читать которые он постоянно запрещал, в чем и прав был: книги были не по возрасту. Но запрещения эти действовали плохо; шкапы не запирались, и страсть неугомонно подталкивала идти в мезонин».

Александр Афанасьев

Воронежскую гимназию Афанасьев вспоминал всё больше в саркастическом духе, усмехаясь над гимназическим уставом с правом сечь розгами до 4 класса и с постоянным желанием начальства сечь до 5-го включительно. К счастью, любви к чтению гимназия из него не выбила.

А потом – московский университет. Вот тут Афанасьеву повезло: он застал лучшие годы дома на Моховой. На кафедрах блистали полные сил корифеи: Тимофей Грановский, Пётр Кудрявцев, Сергей Соловьев… Любимцем Афанасьева стал Константин Дмитриевич Кавелин, увидевший в воронежском гимназисте будущего историка права. Они сблизились, Кавелин опекал Афанасьева, но к концу университетского курса на студента всё сильнее влиял молодой профессор Фёдор Буслаев, вернувшийся из Германии в ореоле ранней мудрости. В буслаевской «мифологической школе» было ощущение тайны, это завораживало. Афанасьев всё серьёзнее задумывался о фольклоре, о народном характере, о познании мира через миф, изучал немецкую и французскую филологию с прицелом на исследование русской сказки.

Начинающий правовед чувствовал в себе призвание историка. Первые публикации Афанасьева обнаружили кропотливого и увлеченного исследователя: «Государственное хозяйство при Петре Великом», «О вотчинах и поместьях». Причем опубликовал он эти капитальные статьи не где-нибудь, а в лучших литературных журналах того времени – в «Современнике» и «Отечественных записках». Он пришелся ко двору в литературных и библиофильских кругах.

Официальную идеологию молодой исследователь отторгал. Да и кто из думающих людей ее принимал? Единицы. Во многом именно поэтому провалилась его попытка стать преподавателем в альма-матер. Для него устроили смотрины – публичную лекцию «Краткий очерк общественной жизни русских в три последних столетия допетровского периода». Аж в присутствии министра народного просвещения! Судя по записям в дневнике Афанасьева, это были размышления о роли самодержавия в установлении и развитии крепостного права. Впоследствии он вспоминал: «Лекция эта вызвала несколько замечаний со стороны министра, о которыми, однако, я не догадался сейчас же согласиться. Шевырев с братиею нашли в ней то, чего в ней не было и быть не могло. Весьма благодарен, что печатно отозвался он о моей лекции с равнодушным хладнокровием, а в непечатных отзывах, по слухам, куда недоставало этого хладнокровия».

Об университете пришлось забыть. В 1849 году, с помощью Кавелина, ему удалось поступить в Московский Главный архив министерства иностранных дел. Там Афанасьев прослужил 13 лет. Служба давала возможность сносно содержать семью, не забывая о науке. В то время Афанасьев уже вынашивал идею собрания сказок с научно-популярными комментариями. На это ушло немало времени и сил.

В 1851-м он не без робости объяснял в письме к редактору «Отечественных записок»: «Издание будет ученое, по образцу издания бр<атьев> Гриммов. Текст сказки будет сопровождаться нужными филологическими и мифологическими примечаниями, что еще больше даст цены этому материалу; кроме того, тождественные сказки будут сличены с немецкими сказками по изданию Гриммов, и аналогичные места разных сказок указаны. Войдет сюда также сличение сказок с народными песнями. Изданию я предпослал бы большое предисловие о значении сказок и метода их ученого издания. Одна сказка через три или через два номера, – смотря по возможности, – не займет в журнале много места. Притом предмет этот не чужд интереса». Так начиналась затея, которая прославит Афанасьева, хотя принесет ему и новые невзгоды. Архивист оказался незаурядным организатором: идея собирания русских сказок объединила многих исследователей.

Самую действенную помощь оказал Афанасьеву Владимир Иванович Даль, подаривший ему сотню сказок для отбора. Откликнулись и другие литераторы. Сказочная эпопея показала, что Александр Николаевич Афанасьев – не только дотошный учёный и собиратель фольклора, но и писатель талантливый, с чувством не только языка, но и меры. Не только юмора, но и волшебства. Таинственные, страшные и весёлые афанасьевские сказки забавляют и утешают. Что нам остается без прибауток и острот? Только уныние.

Фёдор Буслаев

Афанасьев почти не вмешивался в заповедное течение повествования, отточенное многими поколениями. Но подготовил для нас грандиозный корпус сказок – равного которому не было в мире. Отныне русский читатель с ребяческих лет знал, что в любой отчаянной и даже страшноватой ситуации есть пути к спасению – в том числе и чудесные. Лучшие сказочные герои – Иван, солдат, Василиса Прекрасная – навсегда остаются с нами. И Марья Моревна, о которой Афанасьев написал увлекательное исследование. Самые шаловливые побасёнки, конечно, не попали в сборник, адресованный детям. Но юмор – подчас